Хэловин шагает по стране

текст старый, впервые опубликован в давно заброшенном жж. нашел случайно, перечитал, поправил пару запятушек и посчитал, что вполне заслуживает вашего внимания, любезные сердцу моему друзья оушена

АБ ака АВ

Княгиня Чардаша

Осип Петрович щелкнул кнопкой и аккуратно положил телефон на стол. После чего рассеянно полистал аккуратные листы ежедневника, переложил с места на место карандаши и ручки, поправил аккуратную стопочку чистой бумаги формата а-4. Встал, прошелся по кабинету, смотря на портреты давно ушедших артистов, на грамоты – большинство еще с профилем Основателя Республики, на приятные и памятные сердцу безделушки. Перешел в соседний кабинет, где сидела секретарь – бывшая актриса кардабалета, успешно воспользовавшаяся слабостью предыдущего директора. Смотря на сохранившиеся следы красоты – большие выразительные глаза, качественно подведенные и почти без «лапок» морщин, прямая спина и расправленные плечи, можно было понять папу.

- Марина Васильевна, деточка, придет приличный мальчик из хорошей семьи, он будет писать о спектакле, пусть ему дадут контрамарку.

- Да, Осип Петрович, - голос тоже был хорош.

***

Затрещал микрофон и безразличный голос водителя сообщил:

- Впереди пробка.

После чего открылись с грохотом изношенные двери, и пара снежинок залетела внутрь. Митя решил, что это прекрасно – пройтись зимним вечером пару остановок до театра пешком, вдыхая свежий воздух. Так можно и начать – «…путь к храму искусств лежал через легкую круговерть воздушных снежинок, что так похожи на…»

- Не стой, как столб, дубина стоеросовая! – Митю ткнули в спину.

Холод пробрался через трещину в подошве левого ботинка очень быстро – сперва забился серым снегом, потом растаял и просочился внутрь и неприятно зачавкал. Кроме того, люди кругом грубо толкались и неприятно смотрели, а ветер бросал колючие снежинки прямо в лицо.

Митя долго дергал дверь в театр, пока не понял, что она закрыта, не смотря на надпись «вход». Наконец, он вошел через соседнюю дверь, билетерша долго смотрела, поджав губы, на розовый квадратик пригласительного билетика, потом пробурчала что-то, надорвала аккуратный кусочек картона, ткнула его в руки Мите.

Но не смотря на все эти досадные мелочи, строчки новой потрясающей рецензии складывались в голове: «мраморные ступени, покрытые роскошным красным ковром ведут взволнованного зрителя вперед, к тяжелым дверям, которые приветливо распахиваются перед…»

- Купите программку, - очередная служительница ткнула прямо в лицо неровно сложенные листы с отпечатанными буквами «Княгиня Чардаша», - Пятьдесят рубликов.

Митя охнул – целый полтинник, пять раз на трамвае или четыре раза на автобусе и еще сдача будет на следующий день. Но надо было держать лицо – бабушка ведь всегда говорила – «держи лицо», и пришлось небрежно бросить:

- Нет, спасибо, я прекрасно знаю содержание.

Мимо, крича и топоча грязными сапожками пробежали дети с бантиками и мороженками, капая на квадратики пола.

Ряд и место были не самими удобными, но Митя аккуратно сел и стал огладываться. Волшебный мир театра сверкал золотом и бархатом, полуоторванными надписями «С Новым Годом!». Занавес колыхался – кажется, за ним двигались гиганты, нелепо размахивая руками.

А затем волшебство закончилось.

***

Актеры кружились в танце с вырезанными из фанеры и раскрашенными женщинами и пели: «Красотки, красотки, красотки кабаре», иногда задевая расписанные под Альфонса Муху задники, вот появились живые актрисы, одетые под Лайзу Минелли из «Кабаре», вот вышла Сильва в шелковом пеньюаре…

А потом шея заболела совсем нещадно, и Митя распрямился и с ненавистью уставился прямо. На огромную круглую голову с короткой стрижкой и большие красные уши. На этот безобразный нарост на плечах сидящего впереди.

- Дорогая, ты потрясающе выбираешь места, - громко произнес сосед слева – крупный мужчина с сильным лицом американского актер вестернов, - Сейчас, например, мы сидим непосредственно перед моей бывшей тещей.

Митя посмотрел на крепкую фигуру соседа и решил ничего не говорить. Даже то, что у него в кармане настоящий швейцарский нож, подаренный бабушкой на день рождения – такой красный, с золотым крестом на пластинке рукоятки и многими лезвиями -  не уравнивало их шансы. Вот если бы у него был бы пистолет – из тех, настоящих, что он иногда долго рассматривал в витринах оружейных магазинов, ощущая непристойную тяжесть ниже живота…

«Особо хотелось отметить несомненную режиссерскую находку – образ скрипача, сочетающий в себе черты мужчины и женщины, Пьеро и Мефистофеля, так как…»

Откуда только берутся такие большие уши? Может, это родовая травма – наверное, они появляются тогда, когда врачи вытаскивают ребенка из утробы матери специальными щипцами.  Или родители смеялись в детстве над такими детьми – бабушка говорила, что нельзя так делать, а то у самих родятся уроды. Бабушка вообще всегда правильно говорит.

Митя снова склонил голову и стал наслаждаться зрелищем дальше. Шея очень ныла – тем более, что приходилось постоянно ерзать на месте, пытаясь проследить за двигающимися по сцене актерам. И каждый раз огромная голова и эти мерзкие красные уши мешали увидеть самое главное. Так, именно из-за этого Митя пропустил волнующую и, безусловно, любопытную режиссерскую находку – Сильва сбросила пеньюар и оказалась на мгновение в волнующем узком и черном, но потом обернулась в красный и агрессивный длинный палантин.

Под жидкие аплодисменты зрители пошли в буфет.

Митя специально рассчитал скорость своего движения – «Извините, извините» - так, что бы оказаться перед своим соседом спереди. Чтобы обернуться и испепелить этого обладателя огромных ушей высокомерным взглядом. Чтобы этот человек все осознал и сидел бы остальные акты, вжавшись в сидение или вообще пересел бы подальше – скажем, перед тем с лицом американского героя вестернов. Но когда Митя уже был близок и видел лицо, которое было еще неприятнее чем затылок – такое пастозное, с мокрыми глазами и тусклыми глазами, обрамленное все теми же огромными красными ушами, отчего человек чем-то походил на первоклассницу со здоровенными бантами – как что-то белое на красной ткани сидения заставило остановиться. 

Программка. Оставленная кем-то – или за не надобностью или по рассеянности. Сложенный лист, который несет информацию, которая так нужна для написания рецензии -  имена и звания актеров, содержание и многое, многое другое. То, то стоит пятьдесят рублей, а ведь на эти деньги можно так много купить – например, газету «Свеча», где он однажды видел фотографии очень красивой девушки из Ростова-на-Дону, особенно ту, где она на пляже, но бабушка нашла...

***

Прозвенел первый звонок.

- Вы не видели тут программку? – у женщины, то задала вопрос, было густо накрашенное лицо и яркие губы, похожие на вишенки, из которых бабушка так любила выковыривать косточки своей шпилькой.

Митя поднял брови:

- Нет.

Женщина нахмурила нарисованные брови и стала протискиваться дальше, да так напористо, что пришлось встать, и программка предательски хрустнула в нагрудном кармане пиджака – серого в полоску, еще с выпускного вечера.

Но женщина протиснулась мимо, села на свое место и затеребила сумку и стала осматриваться вокруг через бинокль, взятый в гардеробе.

Прозвенел второй звонок. Сосед спереди не появился. Митя решил, что с ним случилось несчастье – например, приступ апендецита, и он сейчас лежит в туалете, скорчившись и сжимая живот потными руками, кричит, и вокруг него никого нет, он обмочился и ему страшно и больно, и уши его распластаны по холодному и липкому кафелю.

    Прозвенел третий звонок, в зале стало темнеть.

Во втором акте актрисы кардабалета были одеты как балерины, и Митя мысленно записал: «Тревожность и напряженность подчеркивается тонкой реминисценцией к балету «Лебединое озеро», что создает…»

 Нет, чуда не случилось – нескладная фигура заслонила Сильву, что вышла в вечернем платье и с сигаретой в мундштуке. А потом снова появились эти огромные красные уши.

         ***

         Осип Петрович открыл глаза и посмотрел на секретаря.

         - Вот, сегодня принесли.

         Плотный пакет из желтой бумаги лег на стол – на чистые листы формата а-4 и разложенные ручки и карандаши.

         - Сказали, что это рецензия на вчерашний спектакль.

         Осип Петрович кивнул и сказал:

- Спасибо, Марина Васильевна, я посмотрю.

Дверь аккуратно закрылась.

- Какая рецензия когда в моем театре режут  живых людей ножиком, - пробормотал Осип Петрович. Он устал от всего этого – от изуродованного тела в туалете, от этой бессонной ночи, в которой были и истерично плачущие актрисы и полицмейстеры, так грубо говорящие, и собака с влажным языком. Он почти не спал, а в его возрасте было очень грустно.

- Рецензия, рецензия, - Осип Петрович пробормотал это слова, болтая его в сухом рту, и посмотрел на желтый плотный пакет, потом открыл его и перевернул.

На стол тяжело шлепнулись два каких-то бледных перекрученных куска то ли резины, то ли еще чего-то похожего. Но присмотревшись, директор осознал, что это – человеческие уши, отрезанные тупым лезвием.

И тогда Осип Петрович закричал – громко и по бабьи.